Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

— Как тебя зовут болезный? — я мельком осмотрел кухню с ближайшей комнатой и уставился на трясущегося хозяина хаты.

— Илья.

На нас испуганно смотрел жалкий маленький человечек из давно минувшей эпохи. Типичный довоенный обыватель: тапочки, майка, заправленная в кальсоны, поверх этого треники с лампасами и заляпанный жиром растянутый свитер с протертыми локтями, заплывшая шея и двойной подбородок, блестящая лысина и вьющиеся островки волос над ушами.

— Послушай, Илья, сейчас ты нам покажешь, где тут сейф у твоей жены и пойдешь менять портки. Если мы не найдем взаимопонимания в этом вопросе, то этот злой дядя отрежет тебе голову.

— Я..я… я… она не жена мне, а жиличка.

— Да, — встрял Ткач. — Того Константином звали.

— Насрать. Где сейф?

— Там, — указал Илья на дверной проём трясущейся пятернёй, — в их комнате.

— Отлично! — я отправил Илью пинком в ближайшую пустующую комнату, а сам направился в указанную. Ткач пошел за мной, но остался на пороге, чтобы контролировать входную дверь.

Сейф стоял почти рядом со входом в комнату и выполнял роль тумбочки. Сверху он был накрыт кружевной салфеткой, на которой стояло до черта всякой мелочи: от тикающего будильника и нескольких фаянсовых статуэток, до вазочки с конфетами и шкатулки с нитками. Да и вся комната выглядела так, как будто ее оставили полчаса назад. Ни пыли, ни паутины и даже торшер горит.

Удивляться уже надоело, и я, достав ключ, принялся ковыряться в замке.

Щелк.

В тот самый момент, когда тяжелая металлическая дверца со скрипом подалась вперед, торшер замигал и погас, погрузив нас с Ткачом, изнывающих от нетерпения, в полную темноту.

— Ёб твою…, - подал голос напарник.

Где-то недалеко попробовала на вкус тишину длинная автоматная очередь.

— Посвети, — я взял в руки дробовик и отошел, чтобы не маячить в проеме окна. Ткач завел динамо своего фонаря, и по комнате заплясали причудливые тени от тех самых статуэток на сейфе. Я сунул руку в его холодное чрево и извлек пригоршню трухи, когда-то бывшей, наверное, ценной бумагой. При этом внизу в темноте что-то брякнуло об пол.

— Она! — рассмотрел я пластину в свете фонаря. — Валим отсюда.

— Илью этого так оставим?

— Заземлим на всякий случай, — я вынул нож и пошел в комнату, где забившись за шкаф, сидел хозяин квартиры.

Должен был сидеть. Но ни шкафа, ни другой мебели в полностью выгоревшем помещении я не обнаружил, как не обнаружил и входной двери в квартире, давно лишившейся обоев, оконных рам и прочих атрибутов мирной жизни. В то же время я готов был поклясться, что еще минуту назад все это, включая электрический свет, наполняло вполне себе уютную и обставленную квартиру. А теперь исчез даже паркет, видимо кем-то отодранный на дрова. И вместо люстры в потолке торчал ржавый крюк с обрывками проводов. На лестничной клетке нас ждал еще один сюрприз. Никаких цветочков в горшочках тут не было, зато зиял провал в лестничном марше между третьим и нашим четвертым этажом. Не хватало целой секции, а из перекрытий с веселым плиточным орнаментом торчали ржавые зубы арматурин. Но в принципе перепрыгнуть можно, кабы не наша зимняя одежка и лыжи с оружием за спиной. Пришлось повозиться, раздеваясь, одеваясь и передавая снарягу, стволы и вещи друг другу. В конце этого интересного занятия нас и застали заполошные выстрелы буквально у самого подъезда, не меньше чем с пяти стволов. Пришлось ломиться в квартиру, что находилась под той, в которой только что были, и затаиться, прислушиваясь к каждому шороху во вновь установившейся тишине.

— Если полезут сюда, будет туго, — прошептал я.

— Да, рано с четвертого спустились, — согласился Ткач.

— Здесь окна в спальне тоже на другую сторону выходят, — сообщил я. — Пойду, гляну, может получится выбраться незамеченными. Прикрой, если что.

— Принято.

Я прополз на карачках сначала к окнам, выходящим на улицу. Темень, сулящая нам легкий выход из этой переделки, мне совершенно не мешала сориентироваться на месте. Да и светить фонарем в сторону, откуда стреляли, мне бы мама не разрешила, будь у меня таковая. Я вообще-то, если честно, сильно позавидовал Альбертику. Он с детства был окружен материнской заботой и лаской, что впрочем, не прибавило ему умственного здоровья.

Насколько я смог разглядеть еще днем, Карпинск, по своей архитектуре мало чем отличался от Березников, но был раза в три меньше. Улица Мира — центральная и единственная застроенная высокими пятиэтажными домами, со всех сторон была окружена низкорослым частным сектором. Так что если незаметно проскочить открытое пространство между пятиэтажками, потом можно затеряться среди заборов, пристроек и сарайчиков.

Внизу, тем временем, кого-то поймали. Или приволокли подранка из дома напротив. С ним, кстати, произошли те же метаморфозы, что и с нашим. Фасад справа обрушен наполовину. Скатной крыши вообще нет. А его сосед под номером пятьдесят девять и вовсе лежит в руинах.

Все! Пропал заказ Саманты. Где я там, среди обломков ее тетку искать буду? Похоже, в Соликамск нам теперь обратной дороги нет. А вот к Косьвинскому камню очень надо.

Однако тех внизу наши планы не интересовали. Расположились они там капитально. Развели костерок. И не один даже. С той стороны, куда я планировал наше организованное бегство, доносились крики поджариваемого пленника.

Суровые ребята, а главное — много их. Да еще подошли. Пора возвращаться к напарнику. Обрадую его.

— Не хотел тебе говорить, Ткач, но положение у нас хуёвое, — прошептал я, устроившись у входа на кухню.

— Что хуже, чем тогда у менкв на поляне?

— Пожалуй. И даже хуже, чем у дикарей на жертвенном обеде. Тут твари шибко разумные, с огнестрелом и в большом количестве. Обложили нас со всех сторон. Одно хорошо — о нас пока ничего не знают. Но, думаю, это ненадолго.

— Что предлагаешь?

— Ночуем здесь. А утром видно будет. Может, и само рассосётся. Только, чур, не храпеть.

Мы уже и выспались на славу, и уничтожили приличное количество Елдановых запасов, а эти обормоты и не думали уходить.

Рассвет, обещающий еще один короткий северный день, обнажил всю глубину перемен, произошедших с городом за эту странную ночь. Вернее за один ее миг, отделяющий электрический свет лампочки в торшере от кромешной тьмы. Карпинск лежал в руинах. Дом самантовой тетки не один был разрушен вплоть до фундамента. На стенах многих других пятиэтажек следы крупняка и пробоины от снарядов. Почти все панели закопченые, а под сугробами угадываются остовы битой техники. Похоже, когда-то давным-давно в городе шли нешуточные бои. Но ведь еще вчера ничего этого не было! И именно это обстоятельство, а не толпа людоедов внизу, заставляли меня желать убраться отсюда как можно скорее. Как поступить с сегодняшними вооруженными оборванцами я знал, а вот как быть с тем, что навеяло морок на целый город, представления не имел. А когда не знаешь что делать, надо бежать.

— Какие мысли? — поинтересовался Ткач, глядя на снующих внизу засранцев.

— Обычные. Убьём их всех.

— Серьёзно? Я насчитал тринадцать.

— Ты суеверный?

— Да. Я верю, что пяти патронов не хватит на тринадцать ублюдков.

— Вот тебе ещё два, — передал я Ткачу ВСС, перевёл АПБ в одиночный режим и двинулся к выходу. — Начну с улицы. Не вмешивайся, пока не услышишь предсмертные крики и беспорядочную пальбу. А как услышишь — прореди двор.

— Замётано, — потащил Алексей свой арсенал к противоположной стене.

Первые два карпинца, встретившиеся по ходу моего трудового пути, мирно сидели на лестничной клетке нижнего этажа возле разведённого прямо на полу костерка и обсасывали рёбра сильно напоминающие человеческие.

Клинок, только что разделивший шейные позвонки одного из гурманов, описал короткую дугу и, встретив небольшое сопротивление в виде подъязычной кости, утонул в горле второго.

Кровь мертвецов зашипела на углях. А моя кровь начала закипать от просыпающегося ража. Время замедлило свой привычный ход. Парящий в воздухе снег почти остановился. Языки пламени над жестяной бочкой, вокруг которой собрались четверо горожан, лениво пожирали сваленные внутрь доски. Двое сидящих лицом ко мне недоброжелателей потянулись к стволам, как только я показался в дверном проёме. Но оружия коснулись уже мёртвые пальцы. Проткнув сердце одному, я оставил кинжал в черепе второго и, опрокинув огнедышащую бочку на ноги их приятелей, выхватил АПБ. Два сухих щелчка — два полупустых черепа и восхитительные алые узоры на белоснежном полотне. Обожаю свою работу. Обожаю людей. Простых — мать его — вооружённых людей. Старых-добрых ублюдков. Как же я скучал по вам, парни!

Должно быть, кто-то всё же заорал. Наверное, тот, что с дырой в сердце. Хотя для меня это был низкий и протяжный "а-а-ах-х-х".